Спрессованная бездна бытия… Донские писатели — узники фашистских тюрьм и лагерей.
Пожалуй, нет в нашей стране семьи, по которой страшным кровавым катком не прошлась Великая Отечественная война. Немного осталось тех, кому удалось дожить до наших дней, кто может описать то время глазами очевидцев. Дети войны — те, кто родился в 40-е, уже давным-давно стали дедушками и бабушками. Но живы в памяти народа воспоминания, передаются они из поколения в поколение. И пока жива память, живут наши земляки, отстоявшие Донской край для нас с вами. Память о тех страшных, героических, трагических событиях живёт в песнях, стихах, прозе. Донские писатели-фронтовики оставили потомкам бесценный материал — запечатлённую в художественных произведениях историю. Историю нашей страны, нашего края, истории конкретных людей — наших с вами земляков.
В первые месяцы войны в военкоматы Ростова поступило более 60 тысяч заявлений советских патриотов-добровольцев. В их числе были и ростовские литераторы. «Донская литературная рота» (так называл ростовскую писательскую организацию Михаил Александрович Шолохов) почти в полном составе добровольно ушла на фронт. Офицером артиллерии служил Владимир Фоменко; Анатолий Калинин и Михаил Андриасов были корреспондентами «Комсомолки»; Виталий Закруткин служил военным корреспондентом. Прошли фронтовыми дорогами командир батальона Николай Егоров, участники Сталинградской битвы — Василий Зоткин, Вениамин Жак, артиллерист Анатолий Коркищенко. Плечом к плечу защищали Родину Иван Фёдоров, Александр Скрипов, Даниил Долинский, Григорий Гасенко, Алексей Кондаков, Константин Прийма, Константин Русиневич, Владимир Моложавенко, Владимир Черносвитов, Борис Изюмский, Юлий Гольдман, Александр Фарбер, Петроний Гай Аматуни, Александр Рогачёв, Ашот Гарнакерьян, Николай Костарев, Григорий Помазков, Юрий Дьяконов, Виктор Стрелков, Пётр Лебеденко, Анатолий Софронов, Илья Котенко, Михаил Танич, Алексей Недогонов, Игорь Кобзев, Николай Доризо…
В жестоком бою погиб один из основателей ростовской писательской организации Александр Бусыгин. Под Великими Луками пал смертью храбрых Владимир Ставский, в боях за освобождение Крыма — Борис Крамаренко. Не вернулись из боя корреспонденты армейских газет Арсен Оганесян, Григорий Кац, Григорий Гридов, Пётр Хромов, Евгений Безбородов, Михаил Штительман. Полиен Яковлев погиб в фашистских застенках в оккупированном Ростове. Расстреляна гитлеровцами замечательная ростовская поэтесса Елена Ширман…
Не многие сейчас знают эти имена. Редкий ростовчанин припомнит, что где-то когда-то что-то слышал.
А ведь они заслужили большего. Они достойны Книги Памяти, многотомных энциклопедий. Их биографии надо изучать на уроках истории, а произведения — на уроках литературы. По-разному сложилась военная и послевоенная судьба писателей. Многие не вернулись с поля боя. Но самым страшным для каждого советского бойца было попасть в плен. К писателям это относилось в большей степени, так как практически все они были политруками.
Об огромном количестве советских солдат, попавших в немецкий плен, о жизни в концлагерях, побегах, формировании партизанских отрядов в окружении заговорили много позже окончания Великой Отечественной войны. А сразу после неё военнослужащие подвергались репрессиям. Их, чудом выживших, избежавших фашистских крематориев, упекали в наши лагеря, как врагов народа, изменников, предателей Родины.
В 1956 году Маршал Советского Союза Георгий Жуков планировал выступить на Пленуме ЦК КПСС и поднять тему освобождения и реабилитации необоснованно осуждённых фронтовиков. Но вопрос повис в воздухе…
Прошли десятилетия, прежде чем эта тема стала озвучиваться в СМИ, мемуарах военачальников, воспоминаниях очевидцев.
«Вяземский котёл» считается самым трагическим эпизодом второй мировой войны. За несколько дней в «вяземской мясорубке» погибло около полумиллиона советских солдат! Многие попали в плен. В той битве вблизи деревни Бабьи Горы пали смертью храбрых сотрудники газеты «К победе!» 19 армии, сформированной в Ростове-на-Дону. Из 22 сотрудников редакции в живых остались лишь четверо. Это известные писатели Анатолий Софронов, А. Оленич-Гнененко, журналисты И. Котенко и В. Гунин.
Григорий Борисович Гридов-Давидович (1899-1941)
Интендант 3-го ранга, поэт долгие годы числился пропавшим без вести. Зачастую эта формулировка подразумевала, что солдат попал в плен. Именно эта версия фигурирует в некоторых источниках. Но ростовским следопытам удалось найти останки донских военкоров и доказать, что Григорий Гридов пал смертью храбрых. За двадцатилетний творческий путь поэт написал либретто к нескольким опереттам, в том числе «Свадьба в Малиновке», более ста песен, которые исполняли Пётр Лещенко, Клавдия Шульженко, Леонид Утёсов, Изабелла Юрьева и другие популярные некогда певцы. Но кто сейчас может назвать хоть одну?! Замечательные песни: «Петлицы голубые», «Родная сторона», «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали», «Иду по знакомой дорожке» и другие считаются или народными, или приписываются другим авторам. Скажу больше. Именно Григорий Гридов был автором первой песни Великой Отечественной «И не раз, и не два», прозвучавшей на Всесоюзном радио 22 июня, — песни, позже ставшей гимном освобождения Москвы в 1941-ом. Но он об этом уже не узнал.
На родных полях завыли ураганы, Тучи полегли над самою землей. Огневым дождем встречать гостей незваных Пробил час, товарищ боевой! Мы не раз и не два недруга учили Обходить стороной русские луга. И не раз, и не два мы в поход ходили, И не раз, и не два били мы врага!..
Михаил Александрович Авилов (1907-1974)
Служил с самого начала войны ветеринаром при армейских лошадях в 19 армии. В той же «вяземской мясорубке», раненный в обе ноги, без сознания попал в плен. Бухенвальд. Ордуф. Гравинкель… Это – названия ада, через который пришлось пройти М. Авилову. Но ничто не могло сломить его. Легче было убить поэта, чем его веру в победу.
Мне руки за спиной скрутили немцы, Стянули их тугим узлом ремня. Звезду сорвали с шапки у меня, Как будто из груди рванули сердце…
«Мне трудно рассказать об адской, невыносимой жизни узников фашизма, но я видел их в весенние дни 1945 года, когда те, кого палачи не успели сжечь в крематории, были освобождены нашими войсками и покидали тёмные, смрадные блоки за колючей проволокой. Возможно, среди этих людей-теней, медленно шагавших навстречу нашим солдатам, был и приговорённый к смерти Михаил Авилов. Там, в огороженных проволокой дьявольских местах унижения и нечеловеческих мук, поэт слагал свои стихи. Именно слагал, в глухую полночь, произнося строку за строкой. Потом, находясь уже в нашем военном госпитале, он по памяти восстановил часть своих стихов и записал их», — писал Виталий Закруткин.
Иван Ефимович Ковалевский (1899-1994)
Ростовский поэт в мае 1942 года раненым попадает в фашистский плен. Те, кто был рядом с ним во Владимиро-Волынском лагере, в застенках Хамельбурга или порта Лаврик в Норвегии, вероятно, не знали в лицо автора гневных антифашистских стихов, написанных на клочках бумажных мешков из-под цемента, стихов, которые узники тщательно прятали в тёмных бараках. Строки неизвестного им автора заучивали наизусть, передавали из барака в барак, из лагеря в лагерь. За них шли на пытки. За них принимали смерть.
Я руки ломаю, я плакать готов, Захваченный силою чёрной. Ты часто мне снишься, родной мой Ростов, Разрушенный, но непокорный. Я вижу: на улицах трупы детей, Заполнены тюрьмы друзьями, И стаи двуногих фашистских зверей Глумятся над сёстрами и матерями…
Лишь через много лет после войны по отдельным строчкам, строфам, по воспоминаниям бывших военнопленных в Норвегии, совершенно случайно поэт Евгений Долматовский установил имя автора: «…я напал на след стихов, сражавшихся с врагом за колючей проволокой, вселявших веру в души попавших в беду советских людей… Автором этих стихов был майор Советской Армии коммунист и поэт ростовчанин И. Ковалевский. Сочинение стихов в штрафном концлагере было занятием смертельно опасным. Не только распространение, но сам факт писания стихов грозил пытками и казнью…»
В руках у меня сборник стихов Ивана Ковалевского «Рождение песни» с предисловием Евг. Долматовского и автографом автора, который многое поясняет о жизни (если так можно назвать время пребывания в концлагерях), о непоколебимости советских солдат, их вере в то, что зло будет наказано, фашизм будет побеждён. «Вдохновителю большевистского подполья в застенках фашизма, Глухову Алексею Витальевичу, с глубоким уважением дарю мою скромную, кровью сердца написанную книжицу. Искренне твой Ковалевский. 10.XI-59г. Ростов н/Д.»
Комочек маленький певучий Звенит бубенчиком за тучей. Он где-то в небе невидимкой Повис у нас над головой, Над пашнею, покрытой дымкой, Над юной рощею степной… (Жаворонок)
«Очень трудно писать просто. Стих Ковалевского прост, естественен, душевен. Но — ёмок, лаконичен, как сам автор, — немногословен», говорил Даниил Маркович Долинский.
Немецкие оккупанты занимали Ростов-на-Дону два раза: один раз осенью 1941-го (20-28 ноября) и другой летом 1942-го (24 июля). Окончательно от немцев город освободили 14 февраля 1943-го года.
Ростов-на-Дону вошёл в список 10 наиболее пострадавших городов России. На территории города фашисты разрушили 12 тысяч домов, убили более 40 тысяч человек. Ещё 53 тысячи человек отправились в Германию на принудительные работы.
«…Идёшь по чёрному от копоти и красному от крови снегу. Вдыхаешь душный, дымно-горький воздух, смотришь в глаза людей – и жалость смешивается с горечью, любовь – с ненавистью, радость – с глухой злобой. Ещё больше любишь этот израненный город… Это не город, а кладбище камней и трупов. Ночью выгоревшие коробки домов пугают безмолвием. Залитый лунным светом Ростов напоминает столицу какого-то древнего царства после раскопок… Ничто не пощажено из того, что было для нас дорого и свято. Но тяжелее всего, что разбита жизнь тысяч людей. Тоской исходят сердца матерей. Одиннадцать эшелонов с подростками ушли из Ростова в Германию. «Скоро я стану здесь совсем седой», – пишет из Германии шестнадцатилетняя Лидия Танчева своему дяде в Ростов…». Это воспоминания известного донского писателя Анатолий Калинина (автора широко известного романа «Цыган»), освобождавшего город с действующей армией в феврале 1943 года.
Виталий Николаевич Сёмин (1927-1978)
Четырнадцатилетним подростком был угнан в Германию во время фашистской оккупации Ростова-на-Дону в 1942 году, стал узником нацистского арбайтслагеря. Пережитое за годы рабства наложило отпечаток на творчество писателя. Большинство его произведений автобиографичны по содержанию и отличаются особой эмоциональной наполненностью.
Моё знакомство с творчеством Виталия Сёмина состоялось ещё в детстве, когда мама принесла домой роман «Нагрудный знак «OST». Пережившая оккупацию, на себе испытав все ужасы военного детства, мама всегда трепетно относилась к тем, кому довелось жить в эти страшные годы. Я прочитала роман, наверное, в силу своего возраста, не до конца осознавая написанное.
Значительно позже, когда родители рассказали мне о судьбе моей бабушки, угнанной в немецкий плен в 1942 году молоденькой девушкой, о её далеко не радужном возвращении из Германии, о не сложившейся женской судьбе, я перечитала произведение и осмыслила его совсем по-другому.
Не смотря на большое число написанных Виталием Николаевичем рассказов, романов, повестей, роман «Нагрудный знак «OST» и повесть «Ласточка-Звёздочка» стоят особняком и заслуживают отдельного внимания.
Повесть «Ласточка-Звёздочка» (1963) повествует нам о счастливом отрочестве ростовского подростка, ввергнутого в войну и в беды оккупации. Кто из ростовчан, читая повесть, не примеривался, не представлял в мыслях, как едет на велике с Сергеем по улице Энгельса до Братского, кто не бегал вместе с ним по городу, и не стоял с пацанами в ростовских подворотнях. Конечно! Эта дворовая жизнь, игры в «войнушку», драки «двор на двор»… Как это знакомо. Очень явственно представляешь себе всё описанное автором в повести. Особенно, если точно знаешь, что жил Сергей в соседнем дворе. И если представить, что мои бабушка Рая будучи ещё девчонкой была знакома с автором повести или хотя бы иногда виделась на улице. И вывезены были вместе. И вернулись вместе… Одиннадцать эшелонов… 53 тысячи подростков… Столько же убитых горем матерей…
Страшно, страшно даже подумать, как эти дети пережили арбайтслагеря, как не сломились, откуда брали силы вытерпеть, дожить, верить, что есть до чего доживать.
Ощущение жизненной удачи в предвоенном детстве, раннее повзросление в катастрофических обстоятельствах войны, одинаково жестоких для людей зрелых и для детей, стойкость и верность себе в каторжных условиях фашистской неволи – тема романа «Нагрудный знак «OST» (1976). Роман написан, в отличие от «Ласточки-Звёздочки», от первого лица, от имени Сергея.
Роман начинается с бытового описания бараков, в которых живут «рабочие». С низких потолков, с двухъярусных, а где и трёхъярусных нар, с бумажных матрацев, набитых соломенной трухой. С «серости», присутствующей везде и во всём. Всё серое – люди, одеяла, подушки, даже воздух – серый!
Далее следует описание цехов. Его сопровождает запахи – тяжелые, ненавистные запахи инструментов, тачек, металла. Сёмин подробнейше описывает всё, что его тогда окружало. Всё, что смог запомнить и что не смог забыть. Все эти документальные свидетельства, усиленные высоко художественным воспроизведением, позволяют читателю ощутить и пережить беспощадное, неотступное давление этих казематов на юную человеческую душу. Ощутить ту нечеловеческую физическую нагрузку, которая была нормой в стенах арбайтслагерей.
И потому роман по всей силе искренности, честности, по зрелости мысли похож на свидетельские показания повышенной нравственной ответственности, словно от их достоверности зависит исторический приговор фашизму. И это достаточно актуально, как ни странно, в наши дни.
Под натиском жестокости и злобы, вырванный из-под тёплого, домашнего крова («Здесь не было жизни, жизнь была дома!»). Сергей ищет в жестокосердном мире взрослых старшего, мудрого, сильного, справедливого, чтобы прибиться к нему, прислониться, спастись. Разочарований не избежать, но в любой толпе этих «серых» людей глаза героя находят тех самых настоящих старших, чью стойкость, достоинство, человечность ему не забыть никогда. Повсюду – в тюремной камере, в тифозном бараке, на лагерных нарах – были люди, на которых «всё держалось». Были они вида совершенно не героического, поступки совершали с точки зрения самосохранения бессмысленные. Но эти поступки выстраивали из них героический ряд людей, не желающих привыкать к гнусности.
Опыт современного человека, воплощённый в романе Сёмина, говорит, что у «нормального человека привычка к гнусностям, слава Богу, просто не образовывается».
«Нельзя изменить память, не рассекая сосуды, – писал В. Сёмин, заканчивая роман. – Но чем дальше прошлое, тем короче в нём время, тем легче воспринимаются в этом коротком времени самые страшные несчастья. Старчески уступчивой делается память, сталкиваясь с новыми интересами. А живое, сегодняшнее нетерпение готово многим пренебречь. Однако, тем правдивее воспоминания, тем больше в них дела».
Память о пережитом соединена с силой художественного воображения и мыслью обо всём произошедшим с героем с высоты прожитых десятилетий. И в этом прослеживается попытка автора понять всё с ним случившееся и попытаться объяснить это читателю. Оба произведения связывает единство материала и единство героя.
Подросток-Сергей в «Ласточке-Звёздочке» пытается всё понимать, «понимать так, чтобы не осталось ещё чего-то потрясающе необъяснимого». Но оно осталось… Осталось в страшном «равнодушии серых лиц», убитых на городской набережной, в судьбе Эдика Камерштейна и его родных, и в странном нежелании человека понять, что перед ним – зверь и ждать пощады от него – бессмысленно.
Да, это надо было осмыслить. Кому-то для этого, как Виталию Сёмину понадобилось три десятка лет, кто-то так и не смог с этим смириться. Может быть, именно к ним более всего обращался автор в своих произведениях. Ведь моих бабушек до самой смерти соседки называли «немецкими овчарками». А я никак не могла взять в толк – почему? Значительно позже я сама это поняла. Как мне было обидно за них. Столько выстрадав в юности, не познав радости материнства, не обзаведшись семьями, они умерли в одиночестве, устав доказывать, что не виноваты в том, как сложилась их судьба, что не суждено было им умереть на чужбине, как многим тысячам их соотечественниц. И тем самым искупить свою вину, смыть позор фашистского плена. Им суждено было вернуться…
«…Спрессуй до зерна и включи в описанье…». Именно так поступил В. Сёмин в своих произведениях об ужасах фашизма. «всех чистых и всех безнадёжно нечистых» он включил в своё описание. Он не пощадил ни себя, ни своего героя Сергея. Автор упорно вглядывается в то, что породило врагов и палачей. Но самое главное, что Сёмин включил в описание непокорённых, несломленных узников.
Виталий Сёмин, как и герой его произведений, был свидетелем этого ужасного превращения красивого, всеми любимого города, в город-призрак.
Талантливые произведения Виталия Николаевича Сёмина восстанавливают облик ушедшего исторического времени и человека того времени. Они противостоят нетерпению, поспешности и забывчивости. В них живёт честная память поколения, узнавшего «ступени ужасного». И преодолевшего их с верой в ясный ум, доброту и силу мужественности и справедливости.
До обидного рано ушёл из жизни Виталий Сёмин. И в этом раннем уходе тоже печать суровой каторжной юности, трудной послевоенной молодости. Но то, что успел нам рассказать писатель – бесценно. Именно подобные произведения-исповеди призваны уберечь сегодняшний мир людей от огромной ошибки погружения в бездну насилия, злобы и ненависти.
Полиен Николаевич Яковлев (1883-1942)
Многие поколения детей зачитывались книгами Полиена Яковлева: «Первый ученик», «Девушка с хутора». Это книги о доброте, человечности, чести, справедливости, верности Родине. Полиен Николаевич долгие годы был редактором ростовской пионерской газеты «Ленинские внучата». Сколько писателей, журналистов, педагогов, учёных считали его своим первым учителем и наставником! Вера Панова (та самая, что написала и «Спутников» и «Серёжу»), Виталий Губарев (автор сказки «Королевство кривых зеркал»), Михаил Штительман («Повесть о детстве»), Елена Ширман («Изумрудное кольцо»).
Вениамин Жак и многие другие ростовские писатели всегда вспоминали Полиена Яковлева добрым словом. Кроме «Ленинских внучат» Полиен Николаевич организовал газету для маленьких «Октябрёнок», журнал детского творчества «Горн» и журнал «Костёр».
Когда началась Великая Отечественная война, Полиен Николаевич остался верен своей теме: дети с оружием. С оперативностью старого газетчика он написал повесть «Рождение отряда» — о том, как мальчишки — уже сорок первого года — взяли в руки оружие. Повесть «Рождение отряда» была издана в Пятигорске в 1942 году. Вторая книга о войне — «В родном городе» — была подготовлена к печати в Ростове, но во время летних бомбардировок города в том же сорок втором году в здание типографии попала бомба, и весь тираж сгорел.
22-го октября 1942 года два дюжих гестаповца в чёрных бархатных пилотках вывели Полиена Николаевича из дома. Был он желтовато-бледен, лицо обречённое. Его увезли в неизвестном направлении. И только в феврале 1943, после освобождения Ростова, его тело обнаружили в тюремном дворе — отступая, немцы расстреляли всех заключённых.
Елена Михайловна Ширман (1908-1942)
Ростовская поэтесса, погибшая от рук фашистов.
Отец Елены, Михаил Ширман, был сыном купца 2-й гильдии. В молодости штурманом плавал на Азовском и Чёрном морях. Мама учительствовала, после Октябрьской революции окончила Археологический институт, была музейным работником.
Ростовчанам и гостям города хорошо известно красивое здание, в котором сейчас располагаются офисы Южрегионгаза, бывшая гостиница «Южная», по пр. Ворошиловскому, 16. А в начале века, точнее в 1911 году, здание было построено как доходный дом Михаила Вульфовича Ширмана (1879-1942).
В 1920-х годах, после прихода советской власти, здание стало «Домом Печати». Некоторое время там размещалась Ростовская ассоциация пролетарских писателей и клуб рабочих корреспондентов газеты «Молот». В 1922 году в здании был сформирован первый в Ростове пионерский отряд «Спартак».
Елена с детства сочиняла стихи, увлекалась рисованием, занималась спортом. Любовь к книгам, к литературе привела её в библиотечный техникум. С 1930 года печаталась в ростовской газете «Ленинские внучата», позднее её стихи стали публиковаться в Москве в «Пионерской правде», журналах «Октябрь» и «Смена»:
Лето …Разбегусь по косому мосту, Прыгну в звонкую пустоту, И уверенно, как всегда, принимает меня вода…
«…Я лично с 16 лет начала работать, – писала Елена, – была чем угодно – и уборщицей, и прессовщицей на макаронной фабрике, и воспитательницей в детском саду, и библиотекарем. Потом – в 20 лет – стала журналисткой…».
«Мы были так молоды и так переполнены ощущением своей молодости, жаждой жизни…», – вспоминает Т. Комарова. Только человек любящий жизнь мог написать:
Жить! Из поэмы «Невозможно» Разве можно, взъерошенной, мне истлеть, Неуемное тело бревном уложить? Если все мои двадцать корявых лет, Как густые деревья, гудят – жить! Если каждая прядь на моей башке К солнцу по-своему тянется, Если каждая жилка бежит по руке Неповторимым танцем! Жить! Изорваться ветрами в клочки, Жаркими листьями наземь сыпаться, Только бы чуять артерий толчки, Гнуться от боли, от ярости дыбиться.
В 1933 году после окончания литературного факультета Ростовского пединститута Елена по распределению уехала в Тацинский совхоз, «…была учительницей в тракторной бригаде. Читала трактористам вслух «Первую Конную» Вишневского…». Всё это время не переставала писать стихи — о родине, о поэзии, о любви, о творчестве:
Скульптура Перед тобой громада мокрой глины, Сырая плоть встревоженных болот, А день так мал, а ночи слишком длинны, И отдых так мучителен. И вот Встают из хаоса нагие спины, Пудовых плеч внезапный поворот. Безмолвный бой взъярённых исполинов И смертной болью искажённый рот…
В 1936 году Елена поступила в Литературный институт им. А. М. Горького на семинар Ильи Сельвинского. Тайны стихосложения она постигала вместе с М. Кульчицким, А. Яшиным, М. Лукониным, Б. Слуцким. В годы учёбы ею было написано немало стихов, которые дали основание учителю сказать: «В поэзии Елена предельно откровенна, как бывают откровенны только большие поэты».
Илье Сельвинскому принадлежат и другие слова о творчестве поэтессы: «Диапазон поэзии Елены Ширман чрезвычайно широк. Тут проявляются и философские наклонности, и высокая самобытность поэтического строя, и вольная фантазия народных сказок и легенд, и острота сатирического склада, вплоть до шутливых частушек и эпиграмм…».
Одновременно с учёбой в институте Елена руководила детской литературной группой при газете «Ленинские внучата», была литературным консультантом газеты «Пионерская правда».
Незадолго до войны Елена вернулась в Ростов, к своему Дону. Лето 1941 года. На левом берегу реки не видно купающихся, исчезли с ростовских улиц цветочницы. Война…
22 июня 1941 года поэтесса написала первое военное стихотворение:
Лесная поляна В узорах солнечных, не хожена, не мята, Звенит кузнечиком и пахнет пряно Ромашкой, донником и мятой – Лесная мирная поляна. Вдруг сверху тень косой и хищной птицы, Всё ближе гул, губительный и тяжкий, И, разом разрывая медуницы И солнечные заросли ромашки, Восстали в небо, яростью налиты, Стальные жерла сомкнутых зениток. И хлынул из грохочущего зева Поток народного святого гнева.
«…Эх, дали бы мне оружие! Как бы мне хотелось быть на фронте!.. Но я не на фронте, а на заводе. Это немножко похоже. Грохот, железо, дым и газ…
Стихи я не бросаю. Пишу, даже стоя у моего резьбофреза…. Преодолевать, бороться, побеждать. В этом смысл жизни! А если придётся погибнуть, то с улыбкой на своём посту…»
Почувствовав себя «мобилизованной и призванной», Ширман много и напряженно работает. Патриотический призыв «Всё для фронта, всё для Победы» стал определяющим всю её творческую деятельность.
С первых дней войны Елена рвалась на фронт. Безрезультатно обращалась в разные инстанции с просьбой направить в действующую армию. Она вместе с ростовчанами рыла окопы, дежурила по дому и на работе, изучала санитарное дело, боевое оружие, стала донором.
В начале ноября 41-го её пригласили на работу в Ростовское издательство, которое работало по заданиям политотдела 56-ой армии. Если не на фронте, то хотя бы – для фронта. В пустом здании Ростиздата осталось четверо работников. Все ушли на фронт. Елена нашла себя в редакции: она писала обращения к жителям захваченного фашистами Таганрога, памятки партизанам, Главным в то время для неё стала выходившая в Ростове агитгазета «Прямой наводкой». «Моя «Прямая наводка» (моё детище, мной рождённое) с 10-тысячного тиража скакнула на 20 тысяч. Это приятно и радостно! Ради этого я и живу», – писала Елена.
Это было ратное издание, пользовавшееся успехом у бойцов действующей армии. В газете печатались боевые сатирические стихотворения, карикатуры, частушки, стихи. Ширман была и редактором, и автором.
В мае 1942 года был издан стихотворный сборник Елены Ширман «Бойцу Н-ской части»:
…Не пить фашистским гиенам Священной донской воды! Я знаю, я чую сердцем, Хоть грозен врагов нажим, Но ты, как народ, бессмертен, Как солнце непобедим…
Почти весь тираж (ок. 4000 экз.) был направлен в оборонявшие Ростов воинские части. В сборнике были напечатаны стихи, в которые Е. Ширман вложила всю свою любовь к Родине, поэтическую силу, страстность характера, ненависть к врагу.
В июле 1942-го в составе выездной редакции ростовской газеты «Молот» Елена выехала в станицу Пролетарскую. Всё её имущество уместилось в маленький чемоданчик: стихи, листовки, письма друзей и сборник стихов «Бойцу Н-ской части», который её очень радовал.
В станице Будённовской она была схвачена гитлеровцами со всеми материалами редакции. При обыске в хате, где она остановилась с родителями, враги нашли чемоданчик с антифашистскими листовками и газетой. Немцы дали волю своей звериной злобе. На её глазах были расстреляны отец и мать, а ей приказали вырыть им могилу. На следующий день поэтессу повели на казнь. Фашисты не услышали от неё ни криков, ни стонов. Её оружием были несломленная сила духа, презрение к смерти:
И к камню прижавшись грудью, Над пропастью я закричу: «Пусть будет не так, как будет! Пусть будет, как я хочу!»
О творчестве Е. Ширман тепло отзывались Л. Озеров, П. Антокольский. О посмертном издании книги поэтессы «Жить» (1969г.) Антокольский пишет: «С большим вниманием и волнением читал книгу Елены Ширман. …у неё было редкостное дарование поэтическое и общечеловеческое…».
«…Старости у меня быть не может и не будет. Когда разучусь понимать стихи, переплывать Дон и воевать с прошлым, я просто умру.
Жму руку. Елена».
Она навсегда осталась молодой, красивой, влюбленной в поэзию, в окружающий мир. Елена погибла, когда ей было всего 34 года…
Игорь (Гарри) Михайлович Бондаренко (1927-2014)
В 1942 году был угнан гитлеровцами из оккупированного Таганрога в Германию и находился в концлагере в «RostockMarienehe» в городе Росток, при авиазаводе Эрнста Хейнкеля «Мариене».
Будучи узником концлагеря, он стал участником антифашистского Движения Сопротивления (1943-1944 годы). В 1945 году Бондаренко бежал из лагеря и добровольно вступил в Красную армию, принимал участие в боях в составе войск Второго Белорусского фронта. Благодаря знанию немецкого языка, попал в полковую разведку. Заканчивал войну шофёром миномётной батареи. После Победы подразделение, в котором служил Г. М. Бондаренко, было задействовано в ликвидации диверсионных групп «Вервольф», оставленных гитлеровским командованием на территории Мекленбурга и Померании. Демобилизовавшись в 1951 году, вернулся в Таганрог и, сдав экстерном экзамены за курс средней школы, поступил в Ростовский государственный университет на филологический факультет, который закончил с отличием в 1956 году. В 1958 году принят литературным сотрудником в редакцию журнала «Дон», в 1962 году назначен ответственным секретарём этого журнала и в этой должности проработал до 1991 года. Первые публикации Бондаренко датируются 1947 годом. Позже его книги печатались самыми известными издательствами страны: «Советским писателем», «Современником», «Воениздатом», «Советской Россией» (Москва). Суммарный тираж книг (без учёта изданных за рубежом) — более 2 миллионов экземпляров. Сюжеты произведений И. Бондаренко захватывают, окунают в иную, незнакомую нам действительность с головой. Герои — разведчики, матросы, обычные подростки попадают в необычные жизненные ситуации. Как они из них выходят, способны ли на подвиги и ради чего? На эти вопросы отвечает автор. С детства нам знакомы книги писателя: «Кто придёт на Мариине?», «Жёлтый круг», «Astrid». В предисловии к изданию повести «Astrid» 2007 года Игорь Михайлович писал: «Мои произведения о разведчиках: „Красные пианисты“, „Кто придёт на Мариине“, „Жёлтый круг“ печатались в Москве массовыми тиражами, но они так долго и трудно проходили проверку в „ПРЕСС- БЮРО КГБ“, что я решил отказаться от этой темы. Но в 1989 году сотрудники внешней разведки сами попросили меня написать об Астрид Ларсон, шведке по национальности, которая с 1941 года по 1943 год работала на советскую разведку в моём родном городе Таганроге, и дали отчёт, представленный ею в ГРУ. Это 40 страниц машинописного текста, написанных „с акцентом“, например, вместо „шоссейная дорога“ — „шоссированная…“ и тому подобное. Предложение оказалось очень заманчивым, и я решил 40 страниц фактического материала „переплавить“ в повесть. Эта была женщина совсем из „другого мира“, она не придерживалась левых взглядов, не состояла никогда ни в каких партиях, и только месть режиму, нацизму, убившим её любимого человека, заставила её дать согласие работать на нашу разведку. Ей не понадобилась „легенда“, обычно сопровождающая разведчика при „внедрении“, её подлинная биография была лучше всякой легенды, поэтому она так „легко“ вошла в стан врага. Под фамилией Ларсон она работала в Таганроге, и под этой фамилией по моему предложению её имя включили в книгу „ТАГАНРОГ. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ“.
Фамилии русских, которые сотрудничали с оккупантами, я изменил по той причине, что у них, возможно, есть внуки, и они не должны нести „каинову печать“ своих предков».
Обратите внимание! Человек, столько перенёсший от фашистов, знавший все ужасы немецкого плена, так трепетно относится к потомкам предателей, пособников палачей, прекрасно понимая, какая печать всеобщего неприятия лежит на их семьях.
Особое место в творческой биографии писателя занимает роман «Такая долгая жизнь» о жизни обычной таганрогской семьи Путивцевых. Судьба членов этого семейства неотделима от судьбы страны. Красной нитью проходит история Путивцевых на фоне важнейших событий двадцатого века — предвоенное время, Великая Отечественная война, восстановление страны после тягот военного времени… Много страниц романа отведено событиям первого года войны, самого трагического. Приграничные танковые сражения, налёты советской авиации на Берлин в августе 1941 года. В произведении сохранены подлинные имена лётчиков, которые летали на Берлин, командиров Восьмого механизированного корпуса генерал-лейтенанта Рябышева, которого писатель хорошо знал лично. В романе также показана работа советских дипломатов в Берлине и в Лондоне в годы Второй мировой войны. Игорь Бондаренко встречался с Траудль Юнге — личной стенографисткой Гитлера. На сведениях, почерпнутых в ходе бесед, построено описание личной жизни фюрера.
Стрелков Виктор Александрович (1925-1996)
Родился в Сталинграде. В августе 1942 года ушёл на фронт. Воевал на Волге, на 1-м Белорусском и 4-м Украинском фронтах. Попал в плен, бежал, вернулся в действующую армию.
Но после Великой Отечественной войны фашистский плен аукнулся сталинскими репрессиями. Мирную трудовую жизнь ему пришлось начинать в неволе. С 1945-го по 1948 год Стрелков работал десятником и прорабом в строительных организациях Москвы и Казани. С 1948-го по 1955 год — на Колыме, на строительстве городов Ангарск, Черногорск и железной дороги Тайшет — Лена. С 1955 года был проходчиком на шахтах Воркуты.
После реабилитации в 1957 году переехал в г. Ростов-на-Дону. Учился в педагогическом институте и одновременно работал сначала десятником в тресте Зелёного строительства, затем в областном управлении культуры в должности методиста.
Писать стихи Виктор Стрелков начал в 1945 г. Первый сборник «Сердце в пути» вышел в 1963 г. Следующая книга — «Баллада о человеке» в 1965-м. В неё, как и в первую, вошло немало стихов о Великой Отечественной войне.
Перебираю, словно чётки, Руками памяти года. Иные — так рельефно-чётки! Иные — стёрлись без следа. Четыре года незабвенных, В которых вечен каждый миг, — Они в моих набухших венах, Они в артериях моих.
«За плечами война, За плечами невзгоды, потери...» — Так порой говорят О прошедших годах, о войне. За плечами? Ушли? Я не верю, не верю, не верю! Не за мной это всё, – Эти дни, эти годы — во мне! Всё во мне, всё во мне: Напряжённые нервы разведки, Леденящая ярость Безмолвных пехотных атак – Неизбывны они! Не сотрутся в сознанье их метки! Неизбывны они! И не властны над ними лета!
Книги В. Стрелкова в 1960-80-е годы выходят постоянно. Содержание многих из них навеяно впечатлениями, с которыми связаны драматические годы жизни поэта.
Произведения вышеназванных авторов призваны уберечь сегодняшний мир людей от огромной ошибки погружения в бездну насилия, злобы и ненависти. Семьдесят пять лет прошло с окончания Великой Отечественной войны. Но чем дальше от нас события тех грозных лет, тем сильнее должна быть память о них и о людях, выстоявших и победивших. Им мы должны быть обязаны всем в нашей жизни, они должны быть примером потомкам в силе воли, стойкости, мужестве и любви к Родине.
В честь этой важнейшей даты даты предлагаем ознакомиться с книжной выставкой «Вехи памяти», составленной из произведений донских писателей (в том числе фронтовиков).
Спасибо за внимание! Мероприятие подготовлено Кашлевой Ю. Ю., библиотекарем 1 категории
